Уехать, чтобы … выдавать газету

Очень немногим эмигрантам удается полностью порвать со своей национальной идентичностью, культурой, усвоенным с детства образом жизни в прежней социальной среде. Даже Владимир Набоков, чье вживание в англоязычный социум произошло легче, чем у других (возможно, из-за того, что его воспитывала английская гувернантка), признавался в непрекращающейся дихотомии своей натуры.

Замещение одних этических норм и ценностей другими, общепринятыми в новой для иммигранта стране, требует изменения психологии, причем не только индивидуальных особенностей, но и тех, которые были усвоены в прежнем обществе. Происходит сравнение старых и новых ценностей, и далеко не всегда первые оказываются менее предпочтительными. Отказ от них представляется нецелесообразным и даже недостойным, но для их сохранения эмигранту требуется сообщество выросших на той же культурной почве.

Еще в 1921 г. литератор и журналист З. Г. Ашкинази писал о русских эмигрантах, покинувших родину после революции и Гражданской войны, как и все основатели южноафриканского русского Общества: «Духовные запросы русской эмиграции огромны и свидетельствуют об исключительно высоком культурном уровне беженцев. Эмигранты 1793 года ничем не заявили себя в культурной области; культурные интересы лондонской и швейцарской эмиграции 48-го года вполне удовлетворялись десятком-другим тощих памфлетов и герценским “Колоколом”. В нынешней же эмиграции наблюдается совсем другое. Любая случайная кучка людей, заброшенных в чужую обстановку, нищих и голодных, сейчас же выделяет из себя более культурные элементы – и через месяц-другой где-нибудь в Софии, в Ревеле, в Зее Амурской, в Буэнос-Айресе появляется русская газета».

Почему же в Буэнос-Айресе русские эмигранты уже к началу 1920-х гг. не только осознали необходимость объединения, но даже начали выпускать газету, а в Южной Африке, куда наши соотечественники устремились еще в конце XIX в., ничего подобного не произошло вплоть до 1952 года, когда в Йоханнесбурге возникло «Общество русских эмигрантов».