Потерянное поколение

Данные по разным странам мира, собранные советскими органами репатриации к 1952г., не содержали информации о перемещенных лицах – советских гражданах, вступивших в брак с иностранцами и имевших от этого брака детей. Среди таких эмигрантов была Клара ван Хуртум (Клавдия Дмитриевна Якуша), проживающая ныне в Блумфонтейне.

В 1943 году ее, пятнадцатилетнюю девушку, немцы увезли из родного Таганрога в Германию, работать на местном военном заводе. Там Клавдия познакомилась со своим будущим мужем, бельгийцем Франсом. После войны супруги жили в Бельгии, а в середине 1950-х перебрались в Южную Африку.

В Блумфонтейне Франс устроился электросварщиком в энергетическую компанию «Эском», потом открыл собственный магазин. Клавдия Дмитриевна стала активисткой местного отделения Национальной партии. В Южной Африке у нее большая семья – дети, внуки, правнуки. Клавдия Дмитриевна свободно владеет африкаанс, английским, немецким, фламандским и русским языками. Но ее дети по-русски не говорят.

Отсутствие тесных контактов между эмигрантами послереволюционной волны и бывшими советскими гражданами, оказавшимися в ЮАС после Второй мировой войны, привело к тому, что до нас дошло слишком мало информации о «перемещенных лицах» в этой стране и об их численности.

Русские «перемещенные лица», оказавшиеся в Южной Африке, как правило, довольно быстро ассимилировались. Как и в других частях света, они испытывали тоску по родине, но не рассматривали свою эмиграцию как миссию, как послание, в отличие от эмигрантов послереволюционной волны. Они не ассоциировали себя с идеалами «старой» эмиграции, а значит, не ощущали себя причастными к ее судьбе.

Воспитанные в атмосфере воинствующего атеизма, они не рассматривали православие как символ русского духа и России, не связывали с ним свои надежды, не проецировали на него свою ностальгию. Поэтому практически не сохранилось свидетельств о посещении бывшими «перемещенными лицами» русской церкви в Йоханнесбурге. «Дипийцам» (так называли в русской эмигрантской печати перемещенных лиц) было проще ассимилироваться в южноафриканском обществе, чем эмигрантам послереволюционной волны, стремившимся сохранить в себе русское начало и, в большинстве своем, более образованным и культурным.