Тяжкое время прихода

К сожалению, мы пока мало знаем об отношении южноафриканских властей 60–70-х к русским иммигрантам, но, возможно, в эти годы еще сохранялись предубеждения – например, опасение, что в страну таким путем могут проникнуть советские агенты.

Об этом свидетельствует и замечание о. Алексея в его очерке для юбилейного издания РПЦЗ, вышедшего в 1968 году: «...правительство охотно всех принимает, за исключением, к сожалению, русских».

Южноафриканская русская молодежь, которой было чуждо эмигрантское самосознание, была далека от православия как от религии, несмотря на то, что для их родителей церковь являлась символом непрерывающейся связи с Россией.

Второе поколение русских эмигрантов ощущало себя южноафриканцами. Ностальгии по России они не испытывали. Русские эмигранты второго поколения без труда вливались в ряды своих сограждан, разделенных, главным образом, по расовому признаку. Белый цвет кожи и сочувствие или, по крайней мере, нейтральное отношение к расовой политике правительства обеспечивали им равноправие с другими «европейцами» в Южной Африке.

О. Хризостом Франк, говоря о греческой православной общине страны, вспоминал еще об одном важном моменте, характерном и для русской церкви в ЮАР: «Когда я служил в храме Пантанассы в Йоханнесбурге, родители часто приводили ко мне своих детей-подростков с тем, чтобы я их “определил”. Чаще всего эти подростки – не по своей вине – очень слабо представляли себе православие и, когда их иной раз брали в церковь, тяготились долгими службами, языка которых они не понимали, предпочитая ходить к евангелистам или уж в. чисто сектантские общины. Печальная действительность состояла в том, что их родители приехали в Южную Африку в поисках лучшей жизни для себя и своих детей, большую часть времени и энергии отдавали этим поискам, а между тем просто оказались неспособны передать детям веру».

Одна из главных тем дискуссий о судьбе прихода св. Владимира касалась места религии в русской общине. По–видимому, часть прихожан, включая Е. Г. Кандыбу-Фокскрофт, считала, что церковь должна играть ведущую, самую важную роль в общине: «Русский дух, способный на героизм, не находит творческого поприща здесь и довольствуется рассуждениями о политике, погоде, взвешивает качества, или чаще недостатки подобных себе и плотно приземляется, отдавая должную честь бесподобной русской кухне...». Такое «приземление», по мнению единомышленников Елизаветы Григорьевны, вело к потере духовности и, соответственно, самобытности.

В то же время, большинству южноафриканских русских священник был нужен, прежде всего, как проповедник, а не как руководитель общины. Для них православие представляло собой противоположность безбожной вере коммунистов, как объединяющее начало, но не как смысл существования русской общины. Эти противоречия имели драматические последствия для маленького русского прихода в Йоханнесбурге.