Как перебороть самоизоляцию?

Большинство «новых» российских иммигрантов в ЮАР, в отличие от «старой» русской диаспоры, представляют собой классический пример первого поколения иммигрантов на стадии выживания на чужбине.

З. И. Левин так описывает эту стадию: «Контакты между иммигрантами случайные, люди часто связаны между собой только силой обстоятельств... и не обладают групповым сознанием... Каждый в одиночку борется за выживание в меру индивидуальной способности. Здесь каждый – сам по себе, взаимопомощь в зачатке... Община пока еще не сложилась, ее реакция на воздействие социального окружения непредсказуема, у нее нет коллективного ответа; каждый мигрант реагирует на свой лад».

Они адаптированы к жизни в принимающем обществе, но не допускают интеграции в него. Полюсом гражданской и политической лояльности для них по-прежнему является Россия, и они не считают себя южноафриканцами, – скорее россиянами, «волею судьбы» оказавшимися на юге Африки. Процент межэтнических браков среди них невелик. Что касается русских жен, то в ЮАР, как и в других частях Африканского континента, они сталкиваются с «этнокультурным одиночеством» (термин Н. Л. Крыловой), изоляцией от диаспоры, но, тем не менее, пытаются объединяться, общаться друг с другом. В целом, россияне в Южной Африке объединяются, как правило, на основе групп по интересам. Та же разобщенность и отсутствие осознанного общинного интереса наблюдаются и среди российских иммигрантов в некоторых странах Европы.

Даже такие известные в Южной Африке деятели, как Дмитрий Гришин, Марк Волошин, Геннадий Тышлер, Эдуард Мясников в местной прессе именуются не южноафриканцами российского происхождения, как это было, к примеру, с В. Ивановым или В. Третчиковым, а исключительно «русскими». Это свидетельствует о том, что и южноафриканское общество до сих пор воспринимает российскую иммиграцию как нечто постороннее, инородное.

Тем: не менее, по утверждению многих наших соотечественников, в ЮАР отношение к ним преимущественно доброжелательное. Отсутствие дискриминации и предубежденности со стороны местного населения замедляет процесс организации российской диаспоры и формирования общины, даже при том, что в Южной Африке сегодня проживает до трех тысяч русскоязычных.